Магаданская зона. Город Магадан: тюрьма "Талая" и другие

В конце 20-х годов на Колыме были открыты громадные залежи золота.
В ноябре 1931 было принято решение ЦК ВКПб о создании треста «Дальстрой» для ускоренной добычи золота. Начальником Дальстроя был назначен Берзин, бывший начальник дивизии Латышских стрелков. С 1921 года Берзин был сотрудником спецотдела ВЧК и ОГПУ. Берзин с помощниками прибыл в Магадан в начале 1932 года, на этом же пароходе прибыли первые политзаключённые. До декабря 1937, когда Берзин был снят со своего поста, под его руководством происходило интенсивное освоение Колымы. Бывшие колымские политзэки описывают этот период, как некий колымский рай. Все заключенные были расконвоированы, многие занимали ответственные посты. У многих заключённых заработки были такие, что они помогали семьям на воле. Были открыты многие десятки золотых приисков, добыча на которых быстро росла. В 1932 было добыто 500 кг. золота, то в 1937, добыча выросла до 30 тонн.
Но колымская вольница Сталину не понравилась. В декабре 1937 Берзин был отозван в Москву, арестован, обвинен в создании контрреволюционной организации и расстрелян. На его место был назначен тоже кадровый чекист Павлов, которому было поручено навести на Колыме «порядок». Расконвоирование было отменено, все заключённые были помещены в лагеря. Нормы выработки были значительно повышены, заработки резко упали. Приказом в июне 1938 года Павлов предписал задерживать заключенных на работах на золотых приисках до 16 часов. Лагерное питание был привязано к выполнению норм. Начался голод. Истощенные зэки нормы выполнить не могли, питание им еще больше урезали, начала резко расти смертность. На многих золотых приисках за год умирало до половины, а на некоторых до 70% заключённых.
В отчете о деятельности Дальстроя за 1938 год говорилось: «..из числа лагерников более 70% не выполняют нормы, около половины из этого числа выполняют нормы не более, чем на 30%». План добычи золота за 1938 был сорван.
Сталин позвонил Павлову и спросил, почему не выполнен план. Очень большая смертность - сказал Павлов. «А разве плохо, если подохнут враги народа? - спросил Сталин - не беспокойтесь, мы вам еще пришлем, сколько надо». Сталин сдержал обещание. За 1937, 1938 и 1939 годы на Колыму было этапировано от семисот до восьмисот тысяч заключённых. Почти все они погибли в золотых забоях Колымы.

С приходом Павлова началась репрессивная кампания, продолжавшаяся около года, в ходе которой были расстреляны десятки тысяч заключённых. В конце 1937 года на Колыму прибыла так называемая «московская бригада» из четырех чекистов. Руководил ею Павлов. «Московская бригада» создала дело о подпольной
троцкистской организации, которую возглавлял Берзин. Были арестованы сотни вольных и заключенных, руководивших работами на Колыме. Их судила «тройка», в которую входили Павлов, начальник управления НКВД по Дальстрою Сперанский и глава «Московской бригады» Кононович. Было рассмотрено 10,000 дел.
В подавляющем большинстве выносились смертные приговоры, которые приводились в исполнение в тюрьме НКВД Магадане.
Одновременно началось создание дел о подпольных контрреволюционных организациях в лагерях. Святослав Тимченко, корреспондент «Независимой газеты», провел несколько лет на Колыме, собирая материалы о лагерях. Бывший оперуполномоченный НКВД рассказал Тимченко, как создавались дела на лагпунктах. В лагерь приезжал выездной трибунал. Два-три офицера НКВД запирались в кабинете
оперуполномоченного (по лагерному «кума»), где хранилась картотека заключенных. Они проводили там двое-трое суток, отбирая кандидатов на расстрел. Прежде всего отбирали тех, кто был обвинен в троцкизме. Затем тех, в чьих формулярах были записи «кума», сделанные по доносам стукачей, о том, например, что этот заключенный вел антисоветские разговоры. Включали в список и тех, кто систематически выполнял нормы меньше, чем на 30%.
Отобрав кандидатов, трибунал выносил им смертные приговоры. Списки передавались лагерной администрации. Надзиратели уводили отобранных и запирали их в специальном бараке. Ночью их выводили в ближайший распадок и, поставив возле заранее вырытых траншей, расстреливали из винтовок или пулеметов. Утром на разводе зачитывался приговор, вынесенный участникам подпольной контрреволюционной организации, действовавшей на территории лагеря, которая разоблачена, арестована и приговорена к расстрелу. Зачитывались списки приговоренных и сообщалось, что приговор приведен в исполнение.
Бывший зэк Александр Чернов, рассказал Тимченко, как он стал случайным свидетелем расстрела примерно 70 заключенных рядом с лагпунктом «Нижний Штурмовой» в долине ручья Свистопляс. Колонну зэков завели в узкий каньон и пулеметчики, расположившиеся на склоне сопки, начали их расстреливать. Когда пулеметные очереди окончились, конвоиры, приведшие колонну, начали добивать раненых, сбрасывая их в отработанные
шурфы. Чернов говорил, что вода в ручье стала красной от крови.
Руководил расстрельной кампанией полковник Гаранин, начальник Севвостлага.
Так тогда назывались колымские лагеря. Гаранин, по многочисленным рассказам тех, кто его видел, был тем, кого лагерники называют «произволистом». Он сам расстреливал заключенных - за невыполнение норм, за просьбу перевести на работу по специальности, за то, что плохо стоишь в строю или не слишком энергично катишь тачку. Он был всегда пьян, и когда он приезжал с инспекцией на лагпункт, вся зона дрожала от страха, так как, придравшись, он мог застрелить на глазах у всех и простого зэка, и бригадира, и даже отдать приказ о немедленном аресте начальника лагеря за невыполнение плана. Гаранин подписывал приказы о расстрелах, выносившиеся трибуналами, и был, таким образом, ответственен за уничтожение десятков тысяч колымских заключенных.
Основная масса расстрелов происходила в специально созданном для этого лагере уничтожения, который был назван «Серпантинкой», так как дорога к нему вилась спиралью по сопкам. Сохранилось два свидетельства тех, кто был привезен на Серпантинку и чудом выжил. Одним из них был Михаил Выгон. Он рассказал Тимченко что он увидел в этом лагере.
Барак, в который он попал, был переполнен. Люди лежали под нарами, сидели на них, стояли в проходе. Когда кто-то умирал, то тело продолжало стоять среди живых, поскольку ему некуда было упасть. Покойников забирали утром, когда в бараке устраивали "проветривание". Зэков выводили сначала в дощатый загон, где можно было справить нужду, потом в другой загон, где каждому прямо из полевой кухни выдавалось по миске баланды (это был дневной рацион). После этого начинался обычный день: кого-то вызывали на короткий допрос, других партиями по 10-15 человек уводили на расстрел. Сквозь щели в бараке был виден задний дворик, в который вводили очередную группу приговоренных. Слышались выстрелы. В этот момент добавляли обороты двум тракторным двигателям, которые начинали реветь, заглушая выстрелы.
Михаилу Выгону страшно повезло. На следующий день после того, как он попал на Серпантинку, расстрелы прекратились. Через несколько дней по лагерю прошел слух, что полковник Гаранин арестован. А вскоре стало известно, что арестован и нарком внутренних дел Ежов, по приказу которого проводилась расстрельная кампания в лагерях.
Сохранился и более подробный рассказ заключенного Ильи Таратина, который пробыл на Серпантинке несколько дней в ожидании расстрела и также дожил до того дня, когда был арестован Гаранин.
Его воспоминания опубликованы в одном из выпусков Магаданского краеведческого музея в 1992 году.
Вот, что рассказал Таратин: «В бараке, куда нас привели, находилось человек сто. И нас, еще сорок человек, закрыли сюда тоже. Меня поразила мертвая тишина. Люди лежали на нарах в какой-то странной задумчивости.
Причина вскоре выяснилась: из этой камеры не было возврата, из нее брали людей только на расстрел. На парах лежали живые трупы. Где-то далеко послышался шум трактора. Заключенные соскочили с нар и прильнули к щелям в стенах. Стал смотреть в щель и я, сдерживая дыхание. Вижу, как с горы спустился гусеничный трактор с санями, на которых стоял большой короб. Подъехал к бараку. Казалось, ничего страшного для нас нет. Но заключенные молча и неотрывно продолжали смотреть во двор тюрьмы. Наступила ночь. Тюрьма ярко осветилась прожекторами. Из палатки вышли пятеро и идут к нашей камере. Трое в форме, в красных фуражках, с автоматами, двое — в гражданской одежде. Во рту у меня сразу пересохло, ноги стали ватными, нет сил ни двигаться, ни говорить.
Со скрежетом открылась металлическая дверь. Входят и вызывают пять человек. Все вызванные молча и медленно идут к выходу, идут навстречу смерти. Я смотрю в щель, вижу: заключенных завели в палатку, затем оттуда по одному стали вводить в кабинет начальника, рядом с палаткой. Человек только переступит порог, как раздается глухой выстрел. Стреляют, видимо, неожиданно, в затылок.
Через минуту палачи возвращаются обратно в палатку, берут второго, третьего, четвертого, пятого. Староста нам рассказал, что в палатке надевают наручники, в рот заталкивают кляп, чтобы человек не мог кричать, потом зачитывают приговор — решение колымской «тройки» НКВД — и ведут в кабинет начальника, специально
приспособленный для исполнения приговора.
Вскоре металлическая дверь барака снова заскрежетала. Вызвали еще пятерых. Тех, кто не могли идти, до палатки волокли по земле. В ту жуткую ночь попрощались с жизнью семьдесят человек.
Опять заработал трактор, послышался лязг гусениц. Я снова припал к щели. Видел, как трактор поднимается все выше и выше на освещенную утренней зарей гору, увозя в своем страшном коробе трупы расстрелянных.
Куда их теперь? — ни к кому не обращаясь, спросил я. — На склоне ущелья есть большая яма,— глухо ответил кто-то. — В нее и сваливают.
Ночь. Трактор опять у тюрьмы. Работает мотор. Вижу, как идут к нашей камере.
Вызывают пять человек и уводят. Сначала — в палатку, а потом — в кабинет начальника.
Точно так же, как и в прошлую ночь. Увели тридцать человек.
Вдруг среди ночи открылись тюремные ворота. В освещенный прожекторами двор заехали два грузовика с заключенными. Под охраной надзирателей их быстро разгрузили и заставили лечь на землю. Начальник посмотрел на вышку, поднял руку. С вышки на них направили пулеметы. Стали поднимать по пять человек и уводить в палатку. К утру расстреляли всех.
Монотонно работает мотор трактора. Скоро придут за очередными жертвами...
К воротам тюрьмы подкатила черная легковая машина. Из палатки выскочил начальник тюрьмы, за ним еще кто-то. Оба направились к воротам. Через пару минут во двор тюрьмы вошли двое мужчин и женщина. Один мужчина в форме НКВД, другой в штатской одежде. Пробыв у начальника тюрьмы с полчаса, они уехали.
Всю ночь мы не спали, смотрели в щели. Но за нами никто не приходил.
Не пришли и на четвертую, и на пятую ночь. Больше не расстреливали. Произошла какая-то перемена. Но, какая, об этом никто не знал.
Через несколько дней меня с группой заключенных привели в пересыльный пункт. Здесь мы услышали потрясающую новость: из Москвы приезжал член правительства с заданием арестовать начальника УСВИТЛа Гаранина, который руководил расстрелами на Колыме. Гаранин арестован, увезен в Магадан. Убрали и наркома НКВД Ежова. Так вот почему прекратились расстрелы!»
В мае 1945 года лагерь на Серпантинке был уничтожен. Бараки взорваны, а затем бульдозерами все сравняли с землей. А в июне 1991 года, стараниями бывших заключенных, на территории уничтоженной Серпантинки был поставлен памятник.
Те, кто изучали историю колымских лагерей, сходятся на том, что на Серпантинке было уничтожено 30-35 тысяч заключённых. В Магадане 10-15 тысяч. Еще от 20 до 30 тысяч было расстреляно на примерно трёхстах колымских лагпунктах.
Таким образом, в ходе расстрелов, получивших название «Гаранинских», продолжавшихся год, в Колымских лагерях было уничтожено от 60 до 80 тысяч заключенных.

Паулине Степановне Мясниковой 95 лет . Родилась она в г . Баку в 1909 году . После окончания школы уехала учиться в Москву , где в конце 1933 года была первый раз арестована как «враг народа» . С этого времени началась долгая лагерная одиссея Паулины Степановны . Колыме она отдала более 15 лет .

Через 40 лет после выезда на «материк» П . С . Мясникова вновь посетила места своей молодости . 12 июня 1996 года в числе других бывших заключенных сталинских лагерей , ныне реабилитированных , Паулина Степановна приезжала в Магадан на открытие памятника жертвам политических репрессий .

После открытия мемориала мы встретились с Паулиной Степановной , и она поделилась своими воспоминаниями о годах , проведенных в ссылке , тюрьме и лагере . Ее рассказ предлагается вниманию читателей .

В начале тридцатых годов я была студенткой одного из московских вузов. Летом 1933 года был арестован и осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей мой старший брат. А в конце этого же года арестовали и меня. Мне ставилось в вину то, что я была его сестрой. Меру наказания определили такую - ссылка в город Казань на три года...

Повезли в город Ярославль, в знаменитый Ярославский централ, который, по рассказам, был построен еще при Екатерине Второй. Водворили в одиночную камеру.

Основным правилом, если хотите, законом в этой тюрьме было молчание. Разговаривать здесь почти не разрешалось, а если что-то нужно было спросить у обслуги, то только шепотом.

Женская тюремная форма - серая юбка и кофта с коричневыми широкими полосами. На одежде - номер. По фамилии заключенных не называли. Откликались мы лишь на номера.

Несколько месяцев я находилась в камере одна. Да и многие тюрзачки тоже проводили месяцы в одиночестве.

1937 год был пиком репрессий, поэтому заключенных резко прибавилось, и к нам подселили соседей. Меня перевели в камеру, где находилась польская коммунистка по имени Феля. Она еще до революции в России была связной между русскими, польскими, германскими коммунистами. Честная, порядочная и гордая женщина.

К этому времени содержалось уже около полутысячи женщин. Были, конечно, и мужчины.

Как я уже говорила, ничего лишнего говорить, а тем более спрашивать или требовать заключенным не разрешалось.

Около трех лет я просидела в такой камере, не видя белого света, ни с кем не общаясь, кроме Фели.

В 1939 году начальство, наверное, поняло, что пользы от нас нет никакой, а хлеб мы едим задаром, хоть и немного, но с голоду не умираем. И поступило распоряжение убрать нас из тюрьмы. Погрузили в вагоны по 70-80 человек и повезли.

Куда везут, никто, конечно, из нас не мог знать. В вагоне неимоверная духота, а на сутки давали всего лишь кружку воды. Кормили в дороге еще хуже, чем в тюрьме.

В этом этапе были в основном грамотные, интеллигентные женщины, бывшие студентки, преподаватели, актрисы, художницы. Народ хороший, поэтому никаких скандалов на всем протяжении пути между нами не возникало. Напротив, старались помочь друг другу.

Вместе со мной в вагоне ехала и Женя Гинзбург. До этого я не была знакома с ней лично, но знала ее по публикациям в казанских газетах, когда находилась в ссылке в этом городе.

Женя работала преподавателем в Казанском университете. И здесь, в вагоне, с ней я познакомилась.

По пути мы видели множество лагерей. Их можно было определить по сторожевым вышкам. Лишь прибыв в Биробиджан, поняли, что везут нас во Владивосток. Шел июль 1939 года.

По прибытии во Владивосток многие из нашего этапа, в том числе и я, заболели странной болезнью - глаза ничего не видели. Потом нам объяснили, что это куриная слепота, которая бывает после длительного недоедания и переутомления организма.

На Владивостокской пересылке я встретила своего брата Ваню. Как уже сказано, его арестовали и осудили раньше меня. Все это время он находился в политизоляторе в Верхнеуральске.

А встретились мы с Ваней следующим образом. На пересылке нас повели в какой-то медицинский пункт для определения категории пригодности к работе. Эта процедура была, конечно же, формальной. Почти всем больным в формуляре писали «здоров».

И вдруг подходит мужчина-заключенный лет 35-40 и внимательно смотрит на меня. Я, конечно, испугалась, стало не по себе. Думаю, зачем я ему нужна? Не переодетый ли это в лагерную одежду оперативный работник? В общем, всякая чушь в голову лезла. А он обращается ко мне: «Как ваша фамилия, девушка?»

Я не хочу с ним разговаривать, пытаюсь уйти. Он же настаивает, хочет получить ответ на свой

вопрос. Подходит совсем близко: «Я вас спрашиваю, это очень важно».

Я думаю: «А тебе какое дело до меня, зачем я тебе нужна? Вот привязался на мою беду». Он же не унимается и снова спрашивает:

«Вы не сестра Ивана Самойлова?»

Я, конечно, была потрясена. Он, оказывается, знает моего брата, но откуда? Может, был знаком с ним еще на воле, а может, Ваня рядом, на этой пересылке? Мы с братом были очень похожи друг на друга. Не дожидаясь ответа (он понял, что я сестра Вани), снова задал вопрос: «В какой пересыльной секции вы находитесь?» Я быстро ему ответила. Он назвал место и время, куда должен прийти мой брат.

Пересылка была разделена деревянным забором: по одну его сторону находились мужчины, а по другую - женщины.

В условленное время я пришла к забору. Пришла намного раньше, и не одна, а с подругами, чтобы меньше было подозрений. И вот вижу с другой стороны забора на пригорке брата. Он помахал мне рукой, и я ему ответила так же. Потом подошли к забору. Женщины-зэчки прикрывали меня от глаз охранника. Первый вопрос Вани был такой: «Павочка (так меня звали дома, позже и в лагере), скажи, где ты находилась все это время?»

Я рассказала ему обо всем, что мне пришлось вытерпеть в Ярославском централе. О том, например, как однажды, получив пять суток карцера, чуть не замерзла. Была зима, а меня в одной кофте и юбке без нижнего белья водворили в карцер. Кормили один раз в сутки, утром давали кусок хлеба и кружку ледяной воды, от которой ломило зубы. Больше двух глотков я не могла выпить.

Ориентировалась в счете дней лишь по тому, как утром приносили пайку. Принесли - значит, начался новый день.

Обессилев от голода и мороза, отчаявшись, я села на лавку и решила замерзнуть.

Охранники все-таки проверяли, жива ли я, заходили в камеру и заглядывали в глаза - моргаю ли?

Когда после отбытия карцера мне принесли одежду, я не могла одеться. Тогда охранник завел меня в душевую и включил горячую воду. Некоторое время я не чувствовала, что льется на меня почти кипяток. Потом тело отошло, отогрелось, и я выскочила из-под струй горячей воды. Через два дня я заболела.

Обо всем этом я рассказывала брату. Пять дней всего мы находились в пересыльной зоне, потом Ваню отправили на этап, на золотые прииски. Но куда, я до сих пор не знаю.

На прощанье брат перекинул мне через забор небольшую ситцевую простынку с каким-то мелким рисунком. Подарил мужские ботинки 38-го размера (у меня были то ли 41-го, толи 42-го размера). И еще маленькую подушечку. Я до сих пор ее храню.

К сожалению, брату я не могла ничего подарить, так как кроме тюремной одежды, у меня ничего не было.

Расстались мы с Ваней навсегда. Его увезли на Колыму. Точного места назначения тогда никто не знал, но все понимали, что из Владивостока морем путь один - на Колыму.

Недели через две после разлуки с братом меня тоже отправили на этап. Сначала грузили в большие шлюпки, которые доставляли зэчек к огромному кораблю.

В трюме были нары в несколько этажей. Народу было много. Духота, теснота, жажда и морская качка доводили людей до потери сознания. Моя сокамерница по Ярославской тюрьме Феля (мы с ней все время шли в одном этапе) снова заболела куриной слепотой. Ничего не видела. Всю дорогу я за ней ухаживала.

В порт Нагаева прибыли рано утром. Дул холодный ветер, с серого неба срывались капли дождя. Многих с парохода отправляли прямо в больницу. У меня еще были силы, и я шла сама.

В августе 1939 года почти весь наш этап отправили в Эль-ген. Женя Гинзбург приехала позже, в октябре, она в это время находилась в больнице.

Когда выпал снег и начались сильные морозы, нас раскидали по лесным командировкам. Валили лес. Ближе к весне почти всех в срочном порядке снимали с лесозаготовок. Из навоза делали специальные горшочки и замораживали их. В них потом высаживали рассаду капусты. В мерзлый навоз втыкали растение, и мне тогда казалось, что оно должно было погибнуть, но я ошибалась. В помещении стояли большие котлы с теплой водой, которой поливали скукоженные от мороза стебельки. И они прямо на глазах оживали. Я очень удивлялась этому поначалу, все происходило прямо как в сказке.

Урожаи капусты в годы войны были очень большие. Поливать нам ее приходилось белыми ночами, так как на Колыме лето бывало тоже очень жарким.

Выращивали в теплицах огурцы и помидоры, зелень. Те, кто работал в теплицах, были очень счастливы - всегда можно было наесться овощей. Приносили и в лагерь, но это было очень рискованно, так как за хранение в бараке овощей наказывали карцером.

В 1941 году, после начала войны, несколько человек, в том числе и меня, отправили на добычу извести. Страшная и трудная была эта работа, но деваться было некуда.

Потом некоторое время работали в Мылге . Здесь тогда жили в основном якуты и эвены, причем

жили в ярангах. В конце 1930-х годов здесь был создан национальный якутский колхоз «Красный богатырь». Для якутов было построено несколько рубленых домов. Но местное население никак не хотело вселяться в эти коробки. В присутствии властей заселялись, а потом снова шли в яранги. Нас заставляли разрушать жилища якутов, чтобы они не возвращались в них обратно, а жили в домах.

Летом приходилось трудиться на сенокосе. Одно время мы были на сенокосе вместе с Галиной Воронской, дочерью известного в тридцатые годы литератора, редактора солидного журнала «Красная новь» Александра Воронского, тоже незаконно репрессированного. Но Гале мы косу доверяли нечасто, а если она и косила, то в стороне от всех. Зрение у нее было очень плохое, и мы все опасались, чтобы она, работая с нами рядом, не подкосила наши пятки.

На каждой работе были свои нормы, которые в большинстве случаев не выполнялись.

Особенно трудно было мне на лесоповале в первый год моей колымской каторги. И зимой, в жестокие колымские морозы, и ранней весной, когда приходилось работать чуть ли не по колено в воде. И вот однажды я решила бросить работу и в полдень пришла в барак. А там бригадирша. Спрашивает: «Ты почему здесь?» «Не могу, - говорю, - больше мучиться, делай со мной, что хочешь, но работать так я не могу».

Мне повезло, что к вечеру поднялась температура, и меня признали больной.

Очень трудно было жить в лагере. Если бы у меня были силы, я решилась бы на побег.

Но и после освобождения я не сразу уехала из этого села. Вдруг мне стало страшно. Вроде бы воля, а я не знаю, что с ней делать. Куда ехать в эти лютые морозы?

Устроилась на птичник рабочей. Потом перевели в инкубатор. Уволилась лишь через год. На прощанье бригадирша пожелала удачи в жизни и сказала, что управляющий птицефермой очень был доволен моей работой, за что выделил четыре курицы, пятьдесят яиц и четыреста граммов спирта.

Всему этому богатству нашлось применение, в том числе и спирту. Сама я его, конечно, не пила - так за всю лагерную жизнь и не научилась. Но цену ему я знала. Он сгодился мне, когда я на попутке ехала в Ягодный. Когда в качестве платы я предложила шоферу спирт, он очень обрадовался.

В Ягодном меня приютила моя подружка по лагерю Зоя Марьина, которая жила в бараке, служившем гостиницей для водителей. Через какое-то время я устроилась нарядчицей в центральные ремонтно-механические мастерские.

Однажды в нашей комнате погас свет, и через некоторое время вошел мужчина. Поинтересовался, почему без света сидим. Мы пожали плечами, а он пообещал сделать. И сделал.

Через несколько дней свет опять погас. Снова тот же мужчина пришел, помог, отремонтировал. С деньгами у нас было негусто, и мы платили ему за помощь продуктами. И так повторялось несколько раз.

Изредка к нам заходил еще один мужчина. Он работал главным механиком в ЦРММ, и я его, конечно, знала. «Что это у вас так холодно?», - как-то однажды спросил он. «Да дров нету, а плиткой не пользуемся. Из-за нее короткое замыкание получается, и вообще свет часто гаснет».

Помог он и дровами, и свет отремонтировал. Оказывается, тот «мастер», который нам свет налаживал, его и отключал. Этот «мастер» оказался подчиненным Николая Ипполитовича Мясникова, моего будущего супруга.

В 1947 году мы с Николаем поженились. Перезимовали в Ягодном. Моя подружка выделила нам сарай, где когда-то держала свиней. Мы привели его в порядок, сделали из него небольшую хибарку и были рады, что имеем свой уголок.

В 1948 году уехали в Магадан в надежде выехать на «материк». Но, увы, это у нас не получилось.

Лишь в 1956 году смогли вырваться в родные места. Но мне запрещалось жить в тридцати девяти крупных городах страны. Поехали с мужем в Нальчик. В этом же году в Нальчике меня вызвали в КГБ и вручили справку о реабилитации. Через год мы с Николаем переехали жить в Москву.

В последние годы в театре «Современник» я была занята в спектакле «Крутой маршрут» по произведению Евгении Гинзбург, с которой мы вместе страдали на Колыме. И я как бы заново переживала все, что выпало мне в тюрьме и лагере, - я играла свою жизнь.

Жизнь моя, как вы понимаете, идет к закату. Как сложилась бы она, если бы не этот страшный, бесчеловечный сталинский режим? Мне трудно теперь ответить на этот вопрос. Дай Бог, чтобы такое никогда больше не случилось в нашей стране.

Записал Иван ПАНИКАРОВ ,

председатель Ягодинского общества

«Поиск незаконно репрессированных» ,

пос . Ягодное , Магаданская обл .

Один из самых молодых воров в законе Вахтанг Хатискаци, диссидент Андрей Амальрик, знаменитый Иваньков "Япончик". Что объединяет этих людей? Все они отбывали в своё время наказание в колонии общего режима "Талая", располагавшейся в Хасынском районе в 300 км от Магадана.

Основана она была в 1958 году, но просуществовала сравнительно недолго. В 1995-м вышла из строя единственная котельная и около 300 заключенных, а также персонал колонии в лютейший мороз остались без тепла. Восстановить сломавшийся насос на дизельной установке не удалось, возможности доставить в колонию новое оборудование не было, и руководство дальневосточного УИН приняло решение этапировать осужденных из "Талой" в аналогичные учреждения южных регионов Дальнего Востока, а сам объект закрыть.

Предлагаю вам прогуляться по территории колонии и посмотреть,
1. В приказе УВД Магаданской области от 16.02.1959 года №30 «Об организации лесной командировки при лагерном пункте № 7 пос. Талая» предписывалось: «В целях обеспечения лесом организовать собственные цеха столярных изделий при лагерном пункте №7 пос. Талая, что позволит значительно увеличить занятость заключённых. Организовать в районе реки Буюнда лесную лагерную командировку наполнением 20 человек облегчённого содержания по заготовке леса для нужд строительного участка курорта «Талая».

2. Вот так сейчас выглядит одно из самых суровых мест колонии - штрафной изолятор, куда на 15 суток определяли особо провинившихся.

3. Дверь в здание. Судя по всему, здесь когда-то был пожар, поэтому и так невесёлые детали объекта ещё и обуглены.

4. Мрак и ужас.

5. Всё, что осталось от электропроводки.

6. Тесные камеры, вызывающие приступ клаустрофобии, окошки без стёкол, пупырчатые стены. Сказать, что осуждённым здесь приходилось несладко - ничего не сказать.

7. Коридор.

8. На каждой двери табличка с данными о заключённых и сроками наказания.

9. Общий туалет.

10. По воспоминаниям заместителя начальника производственного отдела управления Н. Ф. Беляева, в 1970 году с введением должностей директора, главных энергетиков, механиков, технологов, в учреждении было создано предприятие собственного производства. За период 1971-1979 г.г. укреплены инженерно-технические сооружения охраны, построена баня-прачечная, для строительства промцеха, получен лесфонд в объеме 15 тыс. кубометров древесины. В это же время создано ПТУ по обучению осуждённых рабочим профессиям.

11. Так выглядит "жилой фонд". В этих бараках и жили осуждённые. Но кроватей здесь не осталось, видимо, распределили в другие колонии.

12. Одно из подсобных помещений.

13.

14. В свободное от работы время осуждённые участвовали в самодеятельности, спортивных кружках, существовала традиция «чистая пятница» по уборке территории, благоустройству детских площадок.

15. Умывальная комната, раскрашенная в весёленький голубой цвет. Видимо, чтобы начинать день с хорошего настроения. Насколько это вообще возможно в подобных местах.

16. В колонии было широко развито производство: ремонтировались дизели, электродвигатели, трансформаторы. Функционировала косторезная мастерская, изделия из которой занимали призовые места на различных конкурсах г. Москвы. Изготавливали школьную, корпусную мебель, работали ремонтно-механический цех, действовал тепличный комплекс, продукцию из которого распространяли среди сотрудников. Занимались даже свиноводством. Также осуждённые осуществляли заготовку грязи для санатория «Талая». Таким образом, колония являлась своеобразным «градообразующим» предприятием.

17. Вот, собственно, и производственные постройки.

18.

19. Обнаружилось множество интересных артефактов. Прямо-таки музей забытых вещей под открытым небом.

20. Интересно, что здесь делает школьный учебник по математике?

21.

22. Через это помещение зэки проходили на работу. Саша alkrylov , привет!

23. В распределителе заключённые получали задание на день.

24. А это гаражные помещения.

25. Прошло почти 20 лет, а здесь до сих пор пахнет соляркой и машинным маслом.

26. Котельная.

27.

28. Та самая дизельная электростанция, где всё и накрылось.

29.

30. Шторка из нержавейки у входа в ремонтно-механический цех.

31.

32. Граница, отделявшая колонию от свободы.

33. Зато в награду за тяжкое существование отбывающим наказание совершенно бесплатно предоставлялся вот такой потрясающий пейзаж. Говорят, в швейцарских Альпах за такой вид из окна номера в отеле взимается дополнительная и весьма немаленькая плата.

Вот так. Продолжение следует!

Несмотря на свою богатую историю, колония близ поселка Талая на Колыме сейчас представляет собой место для посещения туристов. Посетителям рассказывают о «почетных» заключенных, среди которых были вор в законе Япончик и диссидент Амальрик. Зимой 2005 года из-за поломки котельной всех заключенных перевезли в другие тюрьмы, и колония навсегда опустела.

Колония №3 находится в 300 километрах от Магадана. Дорога ухабистая и противная. Тяжело даже на КАМАЗе, пешком, да еще и зимой - почти нереально. Любая тюрьма - маленький город. В нем есть начальники и шестерки, привилегированные и обиженные, в нем живут повара, швейные мастера и механики. От других городов тюрьму отличает отсутствие женщин и внешняя изолированность. Забором, колючей проволокой и горами. А еще время в нем замирает и тянется мучительно медленно.

В штрафном изоляторе невольно представляешь себя на месте узников колонии и чувствуешь страх. Узкие коридоры давят, холодные стены вызывают насморк, а маленькие камеры рождают клаустрофобию.

В ШИЗО забрасывали на 15 суток тех, кто отлынивал от работы или пьянел от водки или ацетона. Камеру от коридора отделяла толстенная железная дверь с предусмотрительно защищенным глазком. На табличке записывалось, насколько зека упекли в карцер и сколько ему осталось:

В зимние морозы в одиночках с разбитыми окнами наверняка приходилось несладко. Зеки делали зарядку, терли руки, ютились у батареи. Кормили в карцере фигово, особенно в советские годы. Хлеб, соль и немного кипятка.

В тюремном туалете, как вы понимаете, не уединишься:

Вид колонии в стиле Google Maps:

Раньше преступники в телогрейках и ушанках чистили заснеженную территорию зоны под надзором конвоира. Сегодня дома, отрезанные от большой земли, пришли в запустение.

Несколько раз запутался в валяющейся на земле проволоке:

Административное здание:

Почему-то вспомнился анекдот, давным-давно рассказанный прожженным работником тюрем:
– Иностранцы, прилетевшие в Советский Союз, спрашивают у партийных работников: «У вас в стране тюрьмы есть?» «Нет, – отвечают те, – у нас только пионерлагеря, поехали, покажем». Приезжают значит в такой «лагерь», видят – «детки» на построении стоят, лысые, хмурые и злые. «Вам сколько лет?» – глядя на них, удивляются иностранцы. «Семь», – признается один. «Десять», – поддерживает другой. «Двенадцать», – говорит третий. «А почему так мало?» «А в СССР больше 15 не дают!»
Собеседник такого смеялся в голос, а я лишь кисло улыбнулся. Наверное, у людей из пенитенциарной системы свой юмор.

В колонии Талая был свой мебельный цех и автомастерская. Осужденные частенько обеспечивали нужды сотрудников ИК и людей с воли. За это им давали водку и продукты. «Тюремная работа всегда в почете была, потому что зеки канительные, делают качественно» - сказал мне однажды один челябинский преступник.
Не знаю, как раньше, но сегодня зеки часто идут на производство исключительно за дополнительные свиданки, хорошие рекомендации от тюремного начальства и возможность УДО.

Среди горы хлама нашелся примечательный экспонат. Учебник математики за 5 класс. Интересно, как он тут оказался?

Последние газеты датируются 2005 годом. Предположительно тогда остановилась котельная. Без тепла остались 300 заключенных и персонал колонии. При морозе в минут 50 градусов. Всех эвакуировали и перебросили в другие лагеря. Логистика обошлась в миллион рублей.

В распределителе зеки получали задания на работу:

Самый странный балкон, который я видел в своей жизни. Непонятно, кто его сделал, а главное зачем?

Гаражные помещения автомастерской. Если вольные водители не подогревали осужденных, то их грузовики долго не ездили.

Котельная:

На Колыме сидел известный вор в законе Вячеслав Иваньков, он же Япончик. Говорят, в тюрьме ему ни раз приходилось доказывать свой авторитет. Говорят, его даже бил сокамерник. Правда, Япончик вышел победителем, а сокамерник отправился в изолятор с ножницами в спине. А, освободившись, и вовсе отправился на тот свет.

Колония расположена неподалеку от санатория «Талая», который построили зеки. Никто из отдыхающих был не рад опасному соседству. Мало ли! Вдруг, кто из рецидивистов и жуликов сбежит и нападет?

В России от тюрьмы и сумы не зарекаются, но у меня нет знакомых в чьей жизни были вынесение приговора и последующие годы «анабиоза». Я не знаю, что чувствуют люди, оказавшееся здесь на Колыме. С пониманием, что десять лет им придется мотать срок среди холода, гор и озлобленных зеков. Где каждый день кастинг. Исправляются они или нет.
Заброшенная колония похожа на ледяной ад. Холодный, обветшалый и безжизненный. Хватает полчаса и начинаешь мечтать об одном - унести ноги подальше и никогда не возвращаться.

В начале февраля 1932 года в бухту Нагаева прибыло руководство Дальстроя во главе с Эдуардом Берзиным, а в июне-июле пароходы в массовом порядке стали доставлять заключенных.

В начале июля 32-го рядом с речкой Магаданкой (на месте нынешней улицы Пролетарской) появился "ситцевый городок" и впоследствии стал прообразом строящегося города. В 60-ти палатках расположились тогда добровольцы… Но именно в это время Берзин, создав основу Дальстроя, отправился в Москву со своим планом колонизации Колымы и строительства Магадана.
По его распоряжению в районе Дукчи появились первые лагерные пункты. Они-то и стали началом УСВИТЛа - Управления Северо-Восточных исправительно-трудовых лагерей.



В блогтуре на руднике "Днепровском". Фото Дмитрия dimabalakirev Балакирева

На этот раз я не стану говорить о причинах создания в СССР ГУЛАГа и количестве заключенных, погибших на Колыме. Скажу только, что имя им - легион. И, чтобы представить, по какой земле мы ходим, предлагаю читателям отправиться в путешествие по… лагерным местам. В описание не вошли Чукотка и Усть-Нера, приводятся данные по наиболее крупным лагерям.

Берлаг
Организован 28.02.48, закрыт 25.06.54 - все лагерные подразделения переданы УСВИТЛу.
Административный центр - Пестрая Дресва в заливе Шелихова, название - "Береговой лагерь".

Производство: подземные и поверхностные работы на предприятиях горнопромышленных управлений, в том числе обслуживание Янского ГПУ; горнорудных комбинатов с одноименными рудниками и обогатительными фабриками при них (им. Белова, "Бутугычаг", "Хениканджа", № 2 Тенькинского ГПУ, им. Лазо, "Аляскитовый" Индигирского ГПУ), Омсукчанского горнорудного комбината с рудником "Галимый" и обогатительной ф-кой, Утинского золоторудного комбината с приисками "Холодный", "Кварцевый" и участком "Петрович"; кобальтового комбината "Каньон", рудников и приисков с обогатительными фабриками ("Днепровский" и им. Чапаева, им. Матросова (в 1949-1950 г.г. - им. Берия), приисков: им. Горького и "Челбанья".
Заключенные Берлага обслуживали также объекты Первого управления Дальстроя в Магадане; строит. объекты Гостреста "Колымснаб", "Промжилстроя", управления местных стройматериалов, СМУ и управления связи, вели ремонтные, лесозаготовительные работы, строили жилье в Магадане.

Численность:
1948 - 20 758;
1949 - 15 3787;
1950 - 23 906;
1951 - 28 716;
1952 - 31 489;
1953 - 24 431;
1954 - 20 508.

Обогатительна фабрика имени Чапаева.

Заплаг
Организован 20.09.49, закрыт 30.12.56.
Административный центр - п. Сусуман.

Производство: работа на золоторудных приисках "Комсомолец", "Стахановец", "Фролыч", "Отпорный", "Скрытый", "Большевик", "Центральный", "Широкий", "Беличан" (б. "Куронах"), им. Чкалова, "Перспективный", "Ленковый", на оловянных рудниках "Курбеллях" и "Барыллыэллах", на обогатительной фабрике месторождения "Курбеллях", расширение рудников и обогатительных фабрик на месторождениях "Курбеллях" и "Барыллыэллах", добыча оловянной руды на приисках "Надежда", "Центральный" и "Отпорный", работа на золоторудных приисках им. Чкалова, "Контрандья", "Ударник", "Челбанья", с/х работы в совхозе "Сусуман", обслуживание Сусуманского рем. завода и автобазы, строит. и дорожно-строительные работы, лесозаготовки, строительство и обслуживание кирпичного завода в Сусумане.

Численность:
1951 - 16 585;
1952 - 14 471;
1953 - 9708.

ИТЛ "Промжилстрой"
Организован между 01.09.51 и 20.05.52, закрыт после 01.01.54. Реорганизован не ранее 20.05.52 - из ЛО в ИТЛ;

Производство: промышленное, жилищное и дорожное строительство, работа на лесозаводе, кирпичном заводе, каменном карьере.

Численность:
1952 - 31644.

Маглаг
Организован не позднее 01.02.51, закрыт 13.06.56.

Производство: сельскохозяйственные работы, дрово- и лесозаготовки, выработка кирпича, обслуживание городского хозяйства, промкомбината, пищекомбината, авторемонтные работы, обслуживание Магаданской железной дороги, Дома младенца. В 1951 г. в Магадане з/к работали на более чем 200-х объектах, в том числе на строительстве горкома партии, редакции газеты "Советская Колыма", Дома пионеров и т. д.

Численность:
1951 - 13 6042;
1952 - 9401;
1953 - 4756.

Севлаг
Организован 20.09.49, закрыт 16.04.57.
Административный центр - пос. Ягодный (ныне Ягодное).

Производство: работы на приисках "Бурхала", "Спокойный", "Штурмовой","Туманный", "Хатыннах", "Верхний Ат-Урях", "Дебин", "Верхний Дебин", "Тангара", "Горный", "Мякит".

Численность:
1951 - 15 802;
1952 - 11 683;
1953 - 9071;
1954 - 8430.

Поселок Мальдяк . Фото Евгения drs_radchenko

Севвостлаг
Организован 01.04.32, закрыт не ранее 20.09.49 и не позднее 20.05.52.
Административный центр - сначала, с 01.04.32 г., пос. Средникан (ныне Усть-Среднекан), затем - г. Магадан.
Самый большой и самый главный лагерь Колымы. Несколько раз реорганизовывался. В него "вливались" и уже перечисленные выше ИТЛ.

Производство: обслуживание работ треста "Дальстрой": разработка, поиски и разведка золоторудных месторождений на территории Ольско-Сеймчанского района, строительство Колымской трассы, добыча золота в бассейнах Колымы и Индигирки; разработка нескольких десятков приисков и рудников - "Штурмовой", "Пятилетка", "Ударник", "Мальдяк", "Чай-Урья", "Юбилейный", им. Тимошенко… Поисковые и разведочные работы в Колымо-Тенькинском, Кулинском, Суксуканском, Дерас-Юнегинском и Верхне-Оротуканском оловоносных р-нах (в том числе с попутной добычей на коренных месторождениях "Бутугычаг", "Кинжал", "Пасмурный" и на россыпных - "Бутугычаг" и "Таежный"). Продолжать можно до бесконечности. Вся Колыма и Чукотка находились во власти Севвостлага.
Кроме этого - строительство и обслуживание ряда тепловых электростанций (Аркагалинских, Магаданских, Певекской, Иультинской, Тенькинской, Хандыгской и др.), строительство гидроэлектростанции на озере Джека Лондона, автодороги на Теньку. узкоколейной ж.д. Магадан-Палатка, работа во ВНИИ-1 МВД, строительство аэродромов, судостроительных и судоремонтных заводов на Колыме и в бух. Нагаева, жилищное и коммунально-бытовое стр-во в Магадане…

Численность:
1932 - 11 100;
1934 - 29 659;
1938 - 90 741;
1939 - 138170;
1940 - 190 309;
1945 - 87 3358;
1948 - 106 893;
1950 - 131 773;
1951 - 157 001;
1952 -170 557.

Теньлаг
Организован 20.09.49, закрыт 29.06.56. Административный центр - пос. Усть-Омчуг.

Производство: работа на приисках "Гвардеец", им. Гастелло, им. Ворошилова, геологосъемочные и геологоразведочные работы (в том числе подземные) Арманского, Бутугычагского, Хениканджинского, Кандычанского, Урчанского и Порожистого месторождений, геологоразведочные работы на Инском и Маралинском месторождениях, добыча золота на приисках "Лесной" и "Золотой", работа на руднике и обогатительной фабрике "Урчан", горнодобывающие работы на приисках "Дусканья", "Пионер", им. Буденного, "Ветренный", "Бодрый", им. Тимошенко, руднике "Хениканджа", лесоразработки.

Численность:
1951 - 17990;
1952 - 15517;
1953 - 8863.

Юзлаг
Организован 20.09.49, закрыт между 01.01.54 и 17.03.55. Реорганизован:между 22.05.51 и 20.05.52 – из ЛО в ИТЛ3. Административный центр - пос. Нижний Сеймчан.

Производство: работа на прииске им. 3-й Пятилетки, добыча олова на руднике "Верхне-Сеймчанский", расширение обогатительной ф-ки на руднике "Днепровский", добыча золота на прииске "Ороек", разведка на месторождениях им. Лазо, им. Чапаева, им. 3-й Пятилетки, "Суксукан", "Днепровское", в том числе подземные горные работы, строительство Днепровской ЦЭС, ЛЭП Днепровский-Хета, автодороги от 286-го км Колымской трассы до Днепровского комбината, добыча олова на руднике "Суксукан", лесозаготовки, сенозаготовки, обслуживание автотракторного парка.

Численность:
1951 - 5238;
1953 - 2247.

Омсукчанлаг
Организован не позднее 01.02.51, закрыт 13.06.56. Реорганизован между 22.05.51 и 20.05.52 - из ЛО в ИТЛ. Административный центр - п. Омсукчан.

Производство: работа на рудниках "Верхний Сеймчан", "Хатарен", "Галимый", строительство автодорог Герба-Омсукчан, Пестрая Дресва-Омсукчан, ЛЭП Омсукчан-Останцовый, обогатительных фабрик № 7, 14, 14-бис, добыча олова и строительство обогатительной ф-ки на руднике "Останцовый", ЛЭП Галимый-Останцовый, работа на угольной шахте.

Численность:
1951 - 8181;
1953 - 4571.

Подготовил Анатолий Смирнов.
По материалам Мюнхенского института по изучению истории и культуры СССР,
приказам и распоряжениям ОГПУ, НКВД, МВД, исследованиям С. Сигачева,
материалам Гос. архива РФ, ГИЦ МВД, ИЦ УВД Магаданской области.